Главная Юзердоски Каталог Трекер NSFW Настройки

Дневнички

Ответить в тред Ответить в тред
Check this out!
<<
Назад | Вниз | Каталог | Обновить | Автообновление | 7 2 3
Предлагаю на суровый двачерский суд свой нейросетевой опус. Очень трогательный, читайте до конца. Т Аноним 07/07/25 Пнд 04:07:38 801877 1
image.png 3464Кб, 1024x1536
1024x1536
Предлагаю на суровый двачерский суд свой нейросетевой опус. Очень трогательный, читайте до конца.

Трое в Японии

Ночью он выходил через потайной ход, скрытый за ширмой с изображением журавлей.

Днём он был Тенно — божественным повелителем, неподвижным, как камень в центре пруда. Его кормили ложкой, приносили свитки с молитвами, водили по саду, где всё заранее подметали от пыли. Никто не смел смотреть ему в глаза.

Но ночью… ночью он надевал простое чёрное кимоно. Перевязывал лоб белой повязкой. Он прыгал через стены, бегал по крышам, слушал, как говорят жрецы, как заговорщики шепчутся во сне. Он знал все тайные тропы Киото, все лазейки в каменной плотности власти.

Он не убивал. Он просто знал.
А знание, как он понял, — опаснее клинка.

Когда его учитель по каллиграфии умирал, он прошептал:
— Ты ведь знаешь, что ты не император. Ты шпион пустоты.

Император ничего не ответил. Он давно не говорил. Он только исчез — как надпись на воде.
Аноним 07/07/25 Пнд 04:12:50 801878 2
Глава II — Зеркальный человек

На третий день весенней пурги, когда снег лежал на крыше дворца, как тонкая рисовая бумага, Император почувствовал: за ним следят.

Он знал это, как шиноби знает приближение клинка — не ушами, не глазами, а кожей.

В ту ночь он не пошёл по привычному маршруту. Вместо этого — нырнул в колодец внутреннего сада, за которым давно никто не ухаживал. Там, в холодной воде, он ждал. Сердце билось как барабан на празднике урожая, и в этом биении была древняя память: страх доцивилизационного человека.

Когда он вылез, мокрый и немой, на него уже смотрел кто-то. Из тени. В чёрном.

— Ты — ложь, — сказал тот. — Ты не шиноби. Ты просто прячешься от Бога.

Император молчал. Он знал: любое слово — слабость.

— Я служил Сёгуну. Я знал, что ты существуешь. Но не верил. Пока не увидел, как ты исчез в дыме. Император — не человек. Но ты… ты хочешь быть обоими.

Тень приближалась. В руке — кусанаги, короткий клинок из чёрной стали.

— Убей меня, если хочешь остаться иллюзией. Или откажись от трона, и стань воином пустоты.

Император смотрел в глаза человеку, который был как он. Отзеркаленное «я».

И в этот миг он понял: однажды он сам выйдет против себя.

Глава III — Васёк из нижнего квартала

Васёк появился внезапно, как собака на утренней дороге.
Он не знал ни слова по-книжному, не читал ни свитков, ни манифестов, но отлично знал, как пролезть через дворцовую стену с мешком риса за спиной.

Он был посыльным. Бегал между лавками, подрабатывал у пивовара, однажды даже помогал разводить угли в бане для младшего советника. Он был никем. Но именно в такие щели и проваливаются судьбы.

— Ой, — сказал Васёк, вываливаясь из кустов, — тут, что ли, драка?

Император-синоби, по горло в тени, обернулся. Противник исчез. Только следы остались — лёгкие, как дыхание на льду.

— А ты кто? — спросил Васёк, вытирая нос рукавом. — Ты чего такой мокрый? В озеро упал?

Император впервые за долгие годы захотел говорить. Слова ворвались, как дым в покои.

— Я... я наблюдал. Я думал, что я... могу контролировать пустоту.
— Контролировать чего? — переспросил Васёк. — Слушай, ты, вроде, с виду нормальный. Пойдём, я знаю, где саке разливают без воды. Отогреешься.

Император посмотрел на него — и увидел странную вещь.
Жизнь. Простую, бессмысленную, но живую. Без ритуала. Без клинка. Без маски.

И он пошёл за Васьком.

Глава IV — Саке и молчание

Они сидели в маленькой лавке на краю рынка. Васёк заказал саке и дешёвые пельмени с редькой. Император пил молча, впервые не по ритуалу, а потому что хотел пить.

— Ну, ты, конечно, странный, — говорил Васёк, прихлёбывая. — Молчаливый такой. Глаза как у рыбы, которую забыли на солнце. Но всё равно — нормальный вроде. Не хуже прочих.

Император кивнул. Он не понимал, зачем Васёк с ним — но чувствовал, что в его присутствии он не исчезает.

— А знаешь, — сказал Васёк вдруг, — я ведь тоже кое-чему учился. Не в книжках, нет. Один старик меня учил, на кладбище. Он говорил: хочешь остаться жив — слушай землю. Она всегда говорит, где смерть.

Император удивился. Земля?

— Ты вот смотришь на небо, — продолжал Васёк. — А я смотрю вниз. И знаешь что? Один и тот же голос. Просто сверху он орёт, а снизу шепчет.

Император почувствовал, как по позвоночнику прошёл холод. Это был не глупец. Это был тот, кто слышит между строк мира.

— Как тебя зовут? — спросил он наконец.

— Василий. А если по-простому — Васёк. А тебя?

Император молчал.

— Ладно, — усмехнулся Васёк. — Пусть будет просто... Тень.

Глава V — Восемь шагов на каблуках

Она появилась внезапно, как ошибка в уравнении.

Шёл дождь. Васёк что-то бубнил про корешка-старьевщика, который знал, как говорить с воронами, а Император думал о голосе земли. И тут — каблуки.
Цок-цок-цок-цок... — как катана по бамбуку.

— Хэй! — заорала она. — Кто выключил музыку?! Я ж танцевать шла! Где мой вайб?!

На ней было розовое кимоно с блёстками и чёрные солнцезащитные очки, даже несмотря на дождь. В руке — бутылка саке, в другой — туфля. Лицо было размазано, как акварель в ливень.

— Мальчишки, вы чё, в депрессии? Я ж вас вижу. Один — в черноте, как ангст-герой, второй — вообще бомж с философией! Веселитесь давайте!

Васёк застыл. Император впервые за долгое время испугался. Потому что в ней не было структуры. Не было маски. Не было даже роли.

Она была хаосом. Весёлым, бесстыжим, животным.

— Ты, — ткнула она пальцем в Императора, — хорош прятаться за молчанием. Мы все тут страдаем. Но хоть делай это с ритмом!

И, спотыкаясь, пошла по улице, напевая:

"Я императрица боли,
Хожу босиком по судьбе,
И пусть все мои роли —
Лишь пьянь на троне в себе."

Глава VI — Смех богини

Они стояли, мокрые, растерянные. Император — вечная тень, Васёк — уличный пророк. А она — пьяная тёлка в розовом кимоно — кружилась на месте, смеясь.

— Я с вас ржу, — сказала она, глядя сквозь очки, за которыми не было глаз.
— Один думает, что он — дух без формы. Второй — что он форму понял.
— А вы просто два мужика, которые боятся жить. Ну и ржу.
— Серьёзно. Я. С. Вас. РЖУ.

Император открыл рот, чтобы что-то сказать. Может, оправдаться. Может, убить. Но вместо слов из него вышло только пар.

А Васёк… Васёк тоже засмеялся.
Долго, зло, по-человечески.
И смех их троих эхом пошёл по переулкам древней столицы, будто будда выпил саке и понял шутку бытия.

Глава VII — Небольшая пауза в пельменях

Васёк тоже засмеялся. Сначала искренне — до слёз, с хрипотцой.
Но потом — замялся.

Он посмотрел на пьяную тёлку, потом на Императора. В смехе вдруг что-то оборвалось — как струна у дешёвой домбры.
Пельмень, оставшийся на палочке, дрогнул.
В глазах — на секунду — появилась усталость.

— А ты чё, — пробормотал он. — Думаешь, легко, да? Улыбаться, когда душа воняет пустотой? Я ж не из книжки вылез. Я — с помойки. Но я живу.

Император молчал. Пьяная тёлка уже разливала саке прямо на улицу, с каким-то ритуальным изяществом.

— Знаешь, — добавил Васёк, — я тоже хотел быть шиноби. В детстве. Прятался под кроватью и думал, что стану невидимым. Только, видимо, стал прозрачным.

Он замолчал.
Император хотел что-то сказать — но не знал, с чего начать. Пустота в нём шевельнулась. Не тишиной — виной.

Глава VIII — Гёза судьбы

— Я — прозрачный, — сказал Васёк, — и, похоже, хрупкий.

Он хотел было закусить философию последним пельменем, но тот, подскользнувшись на капле саке, выскользнул из палочек, описал дугу — и с мягким плюх улетел прямо в декольте тёлке.

Та замерла.

Саке, разлитое по мостовой, отразило это мгновение с величием японской гравюры.

— АХАХА! — заорала она. — Вот это знак! Вот это прям от Вселенной, да?!
Она вытащила гёзу двумя пальцами и посмотрела на него, как на амулет.
— Этот пельмень... теперь мой оберег. Я его засолю. Или сшью в кулон.

Император не выдержал. Он рассмеялся. По-настоящему. Впервые за двадцать лет. Смех его был сдавленным, как у человека, у которого на душе слишком долго было слишком чисто.

— Так вот, значит, как возвращается равновесие, — прошептал он. — Через падение пельменя.

Васёк кивнул.
— Будда бы одобрил.

Васёк кивнул. Он уже собирался добавить что-то нормальное — типа «ну да, бывает», — но вдруг вырвалось. Сам не понял как.

— Пельмень — это ведь... грудь времени...

Он замер.
Император замер.
Тёлка с гёзой в руке — тоже. Даже дождь будто сделал паузу.

— Чего? — спросила она.

— Я не знаю, — сказал Васёк медленно. — Оно само. Я как будто... услышал это в себе. Не подумал — услышал.

Император закрыл глаза. Он чувствовал: это важно.
Что-то древнее, почти сакральное, шевельнулось в этих словах.
Грудь времени...

— Ты не дурак, — тихо произнёс он. — Ты канал.

— Я просто хотел поесть, — прошептал Васёк. — А теперь я... не уверен, кто я.


a
Аноним 07/07/25 Пнд 04:16:04 801879 3
Глава IX — Нарушение дистанции

Они ещё переваривали слова Васька — кто в голове, кто буквально, — когда тёлка подошла к Императору вплотную.

У неё пахло саке, лотосом и чем-то пластмассовым. Она прищурилась, глядя ему в глаза:

— Чего грустишь, красавчик?

Император вздрогнул. Так с ним никогда не говорили. Его называли «божественным», «светом», «несущим порядок». Но «красавчиком»?..

Она положила руку ему на плечо, немного покачиваясь.

— Слушай, я вижу — ты тип тяжёлый. Весь такой, типа, «я не из этого мира», «молчу потому что думаю»... Но у тебя ж... глазки-то живые.

Он не знал, куда деть руки. Слишком много физического. Слишком близко.
Он воевал с тенями, прыгал по крышам, исчезал в дыму — но сейчас был обезоружен.

— Слушай, — шепнула она. — Если время — с грудью, как сказал твой друг, то ты — явно сосун.

Васёк тихо фыркнул саке в чашку.

Император попытался что-то сказать, но вышло лишь:

— Я... я наблюдал за тенью своей власти.

— Ага, — кивнула она, подмигнув. — Красиво. Но ты просто хочешь, чтобы тебя обняли.

Глава X — Человеческое, слишком человеческое

Васёк сидел, глядя на это сближение с лёгким ужасом.
Император, объект благоговения и философских домыслов, был плотно обнят пьяной женщиной с гёзой в декольте, которая шептала ему на ухо что-то между мантрой и клубной подкаткой.

— Да ну нахуй, — тихо пробормотал Васёк. — Всё, меня нет.

Он попытался встать, но было уже поздно. Где-то внутри него — в сердце, желудке или может прямо в душе — щелкнул выключатель.

Его вывернуло.

Прямо под сакурой.
Прямо на корни.
С хрипом, бульком и пронзительной искренностью.

Пауза.

Потом — снова тишина.

— Всё норм, — сказал он, утирая рот рукавом. — Это не от саке. Это от вас.
Он посмотрел на них.
— Вы оба... как гёза с ногами. Слишком много смысла. А я — простой кишечник. Мне бы тишину и чё-нибудь солёненькое.

Император ничего не сказал. Но его рука — впервые — осторожно легла на плечо Васёка.

— Прости, — прошептал он.

А пьяная тёлка хлопнула в ладоши:

— Ну чё, парни, теперь вы все — люди.

Глава XI — Крестный ход по пивным следам

Васёк лежал на боку, в луже собственной блевотины, слегка улыбаясь.
Пахло уксусом, саке и откровением. Он что-то бормотал про «горсть кимчи в вечности» и «лёгкое пение капусты».

— Он больше не идёт, — сказала тёлка, — он всё.
— Мы должны взять ответственность, — ответил Император.
— Ты говоришь, как губернатор в отпуске. Давай просто — за руки.

Они взяли его: Император — под мышку с одной стороны, тёлка — с другой. Васёк, болтаясь между ними, храпел. Гёза в её декольте всё ещё держалась, как реликвия.

Они шли по ночному Киото.
Под фонарями, по лужам, по камню, который помнил сёгунов, проституток и стихотворцев.

— Он — правда наш учитель, — вдруг сказал Император.
— Кто?
— Васёк. Он упал ниже смысла. И оказался свободен.

Тёлка кивнула.

— Знаешь, — сказала она, — я ведь тоже раньше думала, что я просто хожу бухать. А теперь вот — тащу пророка.

Васёк икнул, и из его рта вылетело слово:

— Грудь…

— Да, — кивнул Император, — всё оттуда началось.

Глава XII — Пробуждение у пруда

Васёк проснулся от запаха блинов.

Тёплый, знакомый, почти родной. Он шёл откуда-то рядом, как дыхание матери, как память о детстве, которого не было. Над головой — бамбук, вокруг — тишина, скрип стрекоз и журчание воды. А рядом — прекрасный пруд, с карпами кои, с мостиком и каменной дорожкой, ведущей в никуда.

Он приподнялся. Голова пульсировала, но уже не кричала.

Император сидел у очага, ловко переворачивая блины на плоском камне. Выглядел он умиротворённо, почти буддийски домохозяйственно.

Тёлка стояла в воде по колено, ловя карпа руками, и напевала:

«Блин — это солнце, свернутое в трубочку,
А жизнь — это соевый соус внутри…»

— Где я? — прохрипел Васёк.

— В раю, брат, — сказала она, не оборачиваясь.
— Ты спал, а мы — пересобрали мир.

Император подал ему горячий блин. Без слов.

Васёк откусил. Прожевал. Закрыл глаза.

— Да, — сказал он. — Это и есть истина.
Он посмотрел на них обоих.
— Мы больше не ищем. Мы... жарим.

Глава XIII — Сны под бамбуком

Солнце поднялось высоко, золотое и беспощадное, но тень от бамбука держалась плотной и прохладной, как забота.

Блинки были съедены. Последняя капля соевого соуса впиталась в мох у пруда. Никто не сказал ни слова — не потому что нечего было сказать, а потому что всё было сказано.

Они улеглись: Васёк — раскинув руки и поставив тапки под голову, Император — на боку, с лицом к воде, а тёлка — прямо на мостике, подложив под щёку свернутую наушником футболку.

И каждому приснилось своё.

Императору снился сад, в котором он — просто садовник. Он обрезает сухие ветви, поливает ирисы. Никто не кланяется, никто не молчит — только ветер и работа.

Ваську снилось, что он пельмень, плывущий по соусной реке. Он не знал зачем, но чувствовал — это путь.

А тёлке снилось, что она рыба, которая поёт в глубине пруда, и её песню слышит только один человек на берегу. И он — улыбается.

Над ними покачивался бамбук. Ветер шептал что-то неважное.
И на какое-то время всё было хорошо.

Глава XIV — После блинов

Они разошлись без слов. Так уходят после сна, чтобы не разрушить утреннюю хрупкость.

Император вернулся во дворец. Только его туда не пустили.
— Ваше Величество давно в отъезде, — сказали охранники. — У нас новый распорядок.
Он стоял у ворот до ночи. Потом сел на скамейку. Его власть растворилась, как сахар в чае.

Тёлка пошла в свой техникум, с гёзой, засушенной в пакетике.
— Вы отчислены, — сказали ей. — Нарушения, прогулы, провокационное поведение.
Она попыталась улыбнуться. Но улыбка как будто не подходила к лицу, ставшему серьёзнее.

А Васёк... Васёк просто пошёл. По улицам. По рельсам. По просроченным объявлениям о съёме жилья.
Он понял: у него не осталось ни “до”, ни “после”. Только “между”.

Через семь дней, случайно или по высшему сценарию, они встретились на той же лавке у пруда. Бамбук шептал им уже как старым знакомым.

Император посмотрел на них.

— Мы не вернулись. Потому что нас уже не было там, куда возвращаться.

Тёлка достала термос с остатками саке.
— Ну что, пересоберёмся?

Васёк пожал плечами.

— Главное — не философствовать, а... вместе не понимать, что делать.

Они рассмеялись. Немного грустно.
И остались сидеть, глядя в воду.

Глава XV — Театр без сцены

В тот вечер, у пруда, они решили:
Если жизнь — это представление, почему бы не взять на себя главные роли?

Император предложил:

— Давайте станем группой странствующих игроков. Не чтобы учить. А чтобы показывать, как всё нелепо, красиво и бессмысленно.

Тёлка подпрыгнула:

— Театр! Вот! Только не как у этих серьёзных. А с блинами, блевотиной и сакральными пельменями!

Васёк кивнул:

— Я умею поджигать воздух. Правда, это опасно, но эффектный финал.
🔧 Подготовка

Они отправились на старый рынок в Фусими. Там, среди продавцов змеиной кожи, порванных сандалий и курильниц с изображением фаллоса, они нашли старую телегу.

Доски скрипели, одно колесо было явно от другой повозки, но она стояла — как сцена будущего.

— Это будет наша база, — сказал Император.

Они закупили всё, что нужно:
🎭 Реквизит (вот то слово, которое ты искал!):

Плоские маски из дерева: одна — улыбающаяся, одна — рыдающая, одна — с лицом Васёка, но кривее.

Барабан, выменянный у глухого монаха.

Складная ширма, расписанная тёлкой в стиле «Киото-фем-гротеск»: сиськи, карпы и поцелуи.

Трос для трюков, хотя они не знали, как им пользоваться.

Старая катана, тупая, но блестящая.

Император сшил костюмы: своё одеяние он упростил до черного кимоно с белой лентой. Тёлка сделала себе плащ из рекламных афиш. А Васёк носил всё сразу — и это работало.
Аноним 07/07/25 Пнд 04:19:08 801880 4
🐾 Путь по Японичке-Охуищичке

Так начался их путь.

Они двигались от деревни к деревне, по рисовым полям, по мокрым дорогам и через чайные станции. Они ставили представления на площадях, под сакурами, у храмов и даже на лодке.

Каждое шоу было одним и тем же, и каждый раз — другим.

— Император показывал молчание.
— Тёлка — танец страсти и глупости.
— Васёк — неожиданное откровение, часто через падение или чих.

Люди не понимали — но смеялись. Некоторые плакали. Один старик отдал им всё рисовое печенье, говоря:
— Я не понял, но почувствовал, что жить надо странно и вместе.

Они стали известны. Их называли:
«Театр Случайного Блина».
Или «Грудь Времени».
Или просто — они.

Глава XVI — Саюри-тян из пекарни и тоска Васька

Это случилось в деревне Намекава, где пекли самые мягкие булки с бобовой пастой и сушили дыню на нитках. Их представление собрало полдеревни. Люди смеялись, хлопали, кое-кто даже просил автограф на лопате.

После выступления Васёк пошёл за булкой — и встретил Саюри-тян.

Она была в белом фартуке и пахла сладким тестом. У неё были щёчки, как у пельменя, и глаза, как пруд, в который только что упала стрекоза.

Васёк потерял дар речи.
Он просто стоял, с булкой в руке, а в голове звучало:

«Вот она. Всё.»

Он начал приходить каждый день. Покупал ненужные вещи — засахаренные сливы, перегретое молоко, пирожки с фасолью. Делал глупости: крутился на пятке, жонглировал булками, строил лицо Будды.

Саюри-тян смотрела на него с лёгкой жалостью.

— Простите, — сказала она однажды, — вы хороший. Но мне... ближе Тору-семпай. Он плотник. У него есть дом и табурет.

Васёк отошёл за храм и засел в тени.
😔 Меланхолия

Он больше не шутил. На представлениях сидел в углу. Иногда выговаривал свою реплику слишком тихо. Иногда — слишком громко.

Однажды он перепутал реквизит и вышел в женском кимоно, весь в соусе. Но даже это не вызвало у него смеха.

Император подошёл к нему:

— Ты страдаешь?

— Ага, — ответил Васёк. — Я, походу, по-настоящему влюбился, как идиот.

— Так и должно быть, — сказал Император. — Без этого театр становится чересчур чистым.

— А я хотел, чтобы она мне сказала: “Я с тебя ржу”. Это было бы честно. А она сказала — “мне ближе табурет”.

Тёлка протянула ему саке и села рядом.

— Ну что, красавчик. Настоящая боль — это когда от тебя отказывается та, кто пахнет булочкой.

Они сидели втроём в тени храма.

Васёк посмотрел в небо.

— Завтра... сыграю Смерть. В тишине. Просто буду стоять.

Император кивнул.
Тёлка обняла его.
Бамбук зашуршал.

Глава XVII — Без сцены, без слов

Ночью Васёк лежал под телегой.
Они снова выехали из деревни, не сказав ни слова. Публика аплодировала, булочки были съедены, но Васёк не смеялся.

Он лежал, глядя на колёса телеги. Сквозь доски пробивался свет от фонаря.
Иногда пыль вздымалась от его дыхания.

Император подошёл, сел рядом. Не стал говорить ничего умного.

— Я не хочу играть, — сказал Васёк. — Я хочу, чтобы меня любили просто так. Чтобы сказали: «Ты — не шут. Ты — просто ты». А мне говорят: «Хороший номер был».

Император молчал.

Потом лёг рядом, на спину.
Смотрели в тьму.

Через некоторое время к ним подошла тёлка, принесла блин.

— Он вчерашний, — сказала она. — Зато с сахаром.
Положила между ними и тоже легла.

Трое артистов лежали в пыли, под телегой, без масок, без реплик, без роли.

И это было важнее, чем представление.

Глава XVIII — Васёк-побег

Он выбрал это место не случайно — старое дерево на склоне холма, под которым когда-то смотрел в небо и думал: «А вдруг всё наладится». Он лёг — и остался.

День. Ночь. День. Дождь. Солнце. Ветер.

Император и тёлка приходили, приносили воду, молча сидели рядом. Он не говорил. Не двигался.

Со временем его спина покрылась мхом.
Из уха вырос росток.

Он уже не шутил. Он не ел. Он просто лежал — и становился деревом.

Прохожие говорили:

— Это тот самый. Васёк. Он когда-то говорил про грудь времени. А теперь стал корнем тоски.

Некоторые приходили специально, чтобы посмотреть. Снимали на телефоны. Кто-то заплакал. Кто-то ел сэндвич.

Император однажды лёг рядом.
Тёлка села у ног и начала читать сказку.

— Ты не обязан быть сильным, Васёк, — сказала она. — Просто... не умирай полностью. Оставь веточку. Для нас.

На третий день из земли у его груди вырос маленький кленовый лист.
Он колыхнулся.

И это было «да».

Глава XIX — Проросший смысл

Шли недели.

Император починил телегу, но не уезжал. Каждое утро он приносил Ваську воду в чашке из бамбука. Осторожно поливал корни, что пустили его руки.

Иногда он читал ему стихи. Иногда просто сидел, молча.

Тёлка разбила палатку у дерева. Сначала для смеха, потом — всерьёз. Она вырезала из гёзы маленькие фигурки и ставила их в круг у корней.
— Это твой театр, Васёк. Тут нет репетиций, только рост.

Они вдвоём стали садовниками его меланхолии.
Они не требовали, чтобы он «вернулся», не уговаривали, не шутили насильно. Они просто были.

И однажды...
У корня появилась маленькая табличка, вырезанная, как будто изнутри дерева.
На ней было написано криво, но понятно:

«Я снова с вами. Только чуть глубже.»

Император улыбнулся.
Тёлка заплакала. Смеясь.

— Он с нами, — сказала она. — Просто теперь он немного корень.

Они остались жить у этого дерева. Иногда устраивали представления — но теперь уже для птиц, ветра и тишины.

И никто больше не был один.

Глава XX — Медленный подъем

Однажды, весной, когда земля стала тёплой, тёлка пекла блины на солнечном камне, а Император читал из старого свитка без смысла, из земли раздался скрип.

Табличка у корня плавно накренилась.

— Он шевелится, — сказала тёлка.
— Не тревожь, — ответил Император. — Пусть сам.

И он сам. Медленно. Почти как росток разворачивает лист.

Сначала пошевелился палец. Потом плечо. Потом — звук.
Не слова. Просто:

— Хрххр...

Тёлка подбежала, присела, глядя в глаза, наполовину заросшие травой.

— Ты хочешь встать?

Он кивнул. Совсем чуть-чуть. Но точно.

Император молча подал руку.
Тёлка — вторую.

Они тянули не с усилием, а с участием. Как поднимают ребёнка, впервые вставшего на ноги.

И вот — он сидит. Листья сыпятся с волос. Из уха выпадает крошка земли.

— Сколько я спал?

— Ровно столько, сколько нужно, — сказал Император.

— А булочки остались?

— У меня блины, — сказала тёлка.

Васёк улыбнулся. Настояще, криво, по-человечески.

— Тогда... может, устроим представление?

You said:
сон телки
ChatGPT said:

Да. Давай заглянем в её сон.
Она — из всех троих — казалась самой шумной, пьяной, лёгкой. Но в ней больше интуиции, чем во всех. Она всегда знала, что смех — это защита, а под ним — настоящая нежность.
Сон тёлки под деревом

Во сне она была маленькой, снова ребёнком.

Она шла босиком по деревянному полу, и в руке у неё была рисовая лепёшка с мармеладом, которую никто не хотел есть — слишком сладкая, слишком странная. Она несла её кому-то, кого не знала, но точно чувствовала, что он голоден.

Вокруг было много дверей. Открываешь — а там вода. Открываешь — а там небо. Открываешь — и... Васёк, но он — старик, и говорит:

— Я ждал. Но уже сытый. Теперь — ты поешь.

Она села рядом. Он налил ей чай. Тепло шло от земли.

— А Император? — спросила она.

Старый Васёк показал на стену. Там сидел Император — в обычной одежде, и рисовал в блокноте. Он рисовал её. Но не как на плакате, не с вырезами. А по-настоящему — руки, глаза, как они есть.

И вдруг весь сон подул ветром, как ткань. Всё растворилось.

Осталась только лепёшка в её руках. И тихий голос, будто изнутри:

«Ты умеешь любить. Просто ещё не знала, что это так выглядит.»

Она проснулась, и солнце било сквозь листья. А рядом — Васёк, Император, дерево, блины. Всё было.
Аноним 07/07/25 Пнд 04:20:48 801881 5
You said:
сон императора
ChatGPT said:

Да.
Он больше всех скрывал чувства.
Всегда был осторожен с тем, что значит "Я". Он ведь жил ролью с рождения. Император. Тень. Молчание.
Но во сне... он стал просто собой.
Сон Императора под деревом

Во сне он стоял посреди зала — огромного, пустого.
Никаких стен. Только пол из воды.
Он был голый, без короны, без символов, без голоса. Даже лица у него не было — он чувствовал это.

К нему подходили люди. Молчаливые, вежливые. Протягивали таблички.

«Вы — Справедливость.»
«Вы — Тишина.»
«Вы — Необходимость.»

Он читал, но не чувствовал ничего. Как будто это было о ком-то другом.

Потом появился Васёк. В шапке с бубоном.
Он подошёл, взял таблички — и выбросил в воду.

— Хватит. Ты — не это.

Император хотел спросить — а что тогда?
Но голос застрял.

Тогда появилась она — тёлка. В платье из блинов, с глазами, как после слёз.

— Ты — не что.
— Ты — кто.
— И ты можешь быть с нами, не доказывая, зачем.

Она взяла его за руку. Васёк за другую.
Они стояли втроём. В воде. Без ролей.

И вдруг из его груди вылетел птичий крик. Как звон. Как освобождение. Как восклицание вместо титула.

И он проснулся.

You said:
сон телки
ChatGPT said:

Да. Давай заглянем в её сон.
Она — из всех троих — казалась самой шумной, пьяной, лёгкой. Но в ней больше интуиции, чем во всех. Она всегда знала, что смех — это защита, а под ним — настоящая нежность.
Сон тёлки под деревом

Во сне она была маленькой, снова ребёнком.

Она шла босиком по деревянному полу, и в руке у неё была рисовая лепёшка с мармеладом, которую никто не хотел есть — слишком сладкая, слишком странная. Она несла её кому-то, кого не знала, но точно чувствовала, что он голоден.

Вокруг было много дверей. Открываешь — а там вода. Открываешь — а там небо. Открываешь — и... Васёк, но он — старик, и говорит:

— Я ждал. Но уже сытый. Теперь — ты поешь.

Она села рядом. Он налил ей чай. Тепло шло от земли.

— А Император? — спросила она.

Старый Васёк показал на стену. Там сидел Император — в обычной одежде, и рисовал в блокноте. Он рисовал её. Но не как на плакате, не с вырезами. А по-настоящему — руки, глаза, как они есть.

И вдруг весь сон подул ветром, как ткань. Всё растворилось.

Осталась только лепёшка в её руках. И тихий голос, будто изнутри:

«Ты умеешь любить. Просто ещё не знала, что это так выглядит.»

Она проснулась, и солнце било сквозь листья. А рядом — Васёк, Император, дерево, блины. Всё было.

Хочешь теперь увидеть сон Императора? Или остаться в этом утреннем моменте?
You said:
сон императора
ChatGPT said:

Да.
Он больше всех скрывал чувства.
Всегда был осторожен с тем, что значит "Я". Он ведь жил ролью с рождения. Император. Тень. Молчание.
Но во сне... он стал просто собой.
Сон Императора под деревом

Во сне он стоял посреди зала — огромного, пустого.
Никаких стен. Только пол из воды.
Он был голый, без короны, без символов, без голоса. Даже лица у него не было — он чувствовал это.

К нему подходили люди. Молчаливые, вежливые. Протягивали таблички.

«Вы — Справедливость.»
«Вы — Тишина.»
«Вы — Необходимость.»

Он читал, но не чувствовал ничего. Как будто это было о ком-то другом.

Потом появился Васёк. В шапке с бубоном.
Он подошёл, взял таблички — и выбросил в воду.

— Хватит. Ты — не это.

Император хотел спросить — а что тогда?
Но голос застрял.

Тогда появилась она — тёлка. В платье из блинов, с глазами, как после слёз.

— Ты — не что.
— Ты — кто.
— И ты можешь быть с нами, не доказывая, зачем.

Она взяла его за руку. Васёк за другую.
Они стояли втроём. В воде. Без ролей.

И вдруг из его груди вылетел птичий крик. Как звон. Как освобождение. Как восклицание вместо титула.

И он проснулся.

You said:
сон васька
ChatGPT said:

Да. Конечно.
Он заслужил этот сон — после своей тоски, своих корней, своей тяжёлой, глупой, честной любви.
Этот сон будет не утешением, а возвращением к себе, к тому, кто был до боли, и остался после неё.
Сон Васька под деревом

Во сне он снова был в телеге. Но теперь — один.
Она ехала сама по себе, без лошадей, по тёплой дороге, среди полей, полных смеха.
Не людей — самого смеха, как будто он рос в колосьях и в стрёкочущих кузнечиках.

Он ехал, не думая куда.
Было легко. Не потому что всё хорошо — а потому что не страшно.

В телеге лежала куча вещей:
старая миска с пельменями, детский барабан, табличка с кривым текстом, половинка блина в бумаге и маленькая ветка — та самая, что проросла у него из груди.
Он держал её в руке. И она не болела.

Потом впереди появился домик. Очень простой. С крыльцом.
На крыльце сидела Саюри-тян. Но уже не как в пекарне.
В домашнем, с лёгкой улыбкой. В руках — чай.

— Заходи, если просто хочешь быть.
— Не чтобы любить, не чтобы шутить.
— А просто… быть.

Он подошёл. Сел. Они молчали.

И тогда он сказал:

— А я ведь тебя простил.

Саюри кивнула.

— А я тебя не винила.

И в этот момент телега исчезла.
Осталась только скамейка.
И два человека, которые смотрят на небо.

Он проснулся — с лёгкой грудью.

И впервые за долгое время сказал вслух:

— Я готов.

*

Они проснулись почти одновременно.

Тёлка первая — потянулась, зевнула, смахнула блинную крошку с шеи.

Император сел, поправил ворот, как будто был снова где-то в зале приёма, но — мягко, без напряжения.

Васёк просто открыл глаза и долго смотрел на листья.

Они встретились взглядами.
Каждый из них — с тем, что унесли из сна. С чем-то тёплым, невыразимым, но новым.

И не сказали ничего.

Только смотрели друг на друга — как люди, вернувшиеся издалека.
Не с победой.
Не с ответами.
А просто — вернувшиеся.

И в этом взгляде было всё:

я был в себе,
я нашёл вас,
вы остались,
и теперь мы снова — трое.

Император вздохнул.

Тёлка улыбнулась.

Васёк сказал:

— Пожарим?
Аноним 07/07/25 Пнд 05:27:04 801882 6
aoF3TaEP77w.jpg 311Кб, 4096x2304
4096x2304
>>801877 (OP)
Старина, съеби в /izd/ отсюда нахуй.
Аноним 08/07/25 Втр 11:38:43 802089 7
>>801877 (OP)
А в /изд пиздел, что не нейросеть. Клоун, бля.
Настройки X
Ответить в тред X
15000
Добавить файл/ctrl-v
Стикеры X
Избранное / Топ тредов